Аннотация: Обычный город, обычный человек, обычная ядерная война. Дневник.
ПОСЛЕДНИЙ ДНЕВНИК
Сегодня великий день. День начала новой эры, новой эпохи. С сегодняшнего дня начнётся новое летоисчисление, если конечно будет кому его отсчитывать. Перед этим днём меркнет вся предыдущая история человечества, все его войны и катастрофы, научные революции и открытия. Сегодня день, когда умерло всё старое, и родилось новое. Сегодня день, когда упали бомбы...
5.05
Это произошло утром, примерно в 10:30. Я уже собирался на учёбу, складывал сумку. Вспышка была яркой, даже отражённая от трёх стен она осветила комнату, словно в окно заглянуло солнце. Я мгновенно понял что произошло. Напряжение нарастало уже несколько недель, и всё шло к тому, что это случится.
Гриб ещё излучал, но мне нужно было определить на каком примерно расстоянии произошёл взрыв, чтобы узнать, не развалится ли моя девятиэтажка от ударной волны как карточный домик. Я вбежал на кухню, глянул в окно.
Немногое из того что я видел может сравнится с этим зрелищем по красоте. Плазменный шар обрастал дымом, темнел, увеличивался в размерах, закручивался и поднимался, превращаясь в тор, вытягивал следом серую ножку пепла. Всё небо тонуло в багровом огне, облака казались каплями крови в стакане воды, солнце едва выделялось на фоне горящего воздуха. Дома, деревья, фигурки людей, суетящиеся в панике, всё было ничтожным в сравнении с этим. Невероятно резкие тени делали пейзаж похожим на лунный. Огромный, занимающий полнеба, гриб рос над центром города, выбрасывая в пространство множество неприятных частиц и мощный поток теплового излучения.
Только теперь я заметил как было жарко. Ветка сирени, сорванная вчера, мгновенно высохла, шторы кое-где почернели и дымились, а на улице горело всё что только может гореть. Пылала трава, пламя лизало кроны клёнов и каштанов, несколько чёрных птиц, галок или грачей, падали с неба, словно кометы оставляя дымный след. Горели и люди. Некоторые, например дети, умерли сразу, другим повезло меньше. Кто-то катался по земле, пытаясь сбить пламя с одежды, кто-то бежал к домам, в надежде укрыться, а один стоял на коленях воздев руки к залитым кровью небесам.
Действительно, это было похоже на конец света...
Пробыв на кухне не более двух секунд, я вернулся обратно. Времени было меньше чем пол минуты, но и этого хватило. Аптечка на столе, радиозащитное средство номер 1, - оранжевый пенал, - 6 таблеток. Противогаз в шкафу, старенький но надёжный ГП-5, купленный на барахолке. Теперь закрыть дверь и подпереть спиной. Готово.
С сегодняшнего дня началась новая жизнь. Жизнь, в которой нет места для эмоций, в которой может выжить только холодный рассудок. И мои чувства пропали, отключились. Не знаю, как это произошло, было это стрессовой реакцией или формой сумасшествия, а может, я заранее себя к такому готовил. Но мне понравилось. Так было легче.
Я совсем не хотел сейчас думать, но мозг автоматически анализировал ситуацию.
Мощность около мегатонны, вероятно разделяющиеся боеголовки (значит от двух до девяти взрывов в окрестностях). Как обычно взрыв на высоте 300-400 метров для пущей эффективности (полностью использовать прямую и отражённую от земли ударную волну). Расстояние больше 10 километров, здание должно выдержать, но тряхнёт сильно. Ветер западный, облако пройдёт мимо. В целом всё складывается неплохо.
Я успел заметить, как расцветает и превращается в гриб новый огненный цветок. За чертой города, там, где была какая-то воинская часть. Была...
А потом пришла ударная волна. Вылетели стёкла, сотрясся до основания панельный дом, дверь с силой толкнула в спину но устояла. Даже через маску противогаза воздух ударил по перепонкам так, что в ушах зазвенело. Посыпалась штукатурка...
Пора было собираться.
Сперва я переоделся. Старая куртка и джинсы, пропитанные специальным раствором, делающим их пыле- и относительно водо-непроницаемыми (рецепт эмульсии: в двух литрах горячей воды растворить 250-300 г. измельчённого хозяйственного мыла, добавить 0.5 литра растительного масла, затем раствор нагреть и опустить в него одежду, потом её отжать и высушить на открытом воздухе), высокие ботинки армейского образца, капюшон, кожаные перчатки.
Потом собрал рюкзак. Три аптечки АИ-2, бинт, вата, спирт, два дозиметра, калькулятор, батарейки, фонарик с динамомашиной, пара книжек по гражданской обороне (никогда не думал, что они когда-нибудь понадобятся), общая тетрадь (в ней я и пишу), ручка, карандаш, два ножа (перочинный и охотничий), зажигалка, куча спичек, щётка для одежды, ножницы, мыло, расчёска, туалетная бумага, зеркало, компас, запасные часы (любой американец на моём месте захватил бы пасту и зубную щётку, они все помешаны на гигиене, обязательно чистят зубы утром и вечером, будто дерьмом питаются). Пошёл на кухню, набрал во флягу воды (водопровод ещё действовал), и взял из холодильника еды: колбасу, пару консервов (сгущёнка и какая-то рыба), хлеб (тоже лежал в холодильнике). Ещё 4 пакета лапши быстрого приготовления (и эту гадость придётся жрать).
За окном была страшная картина. Город горел. Сплошной стеной поднимался дым множества пожаров, чем ближе к центру, тем гуще. На улице не было никого кроме трупов и двух ещё живых мертвецов, не в силах встать, они медленно ползли в наугад выбранных направлениях (похоже они ослепли при взрыве). За старенькой хрущёвкой всегда маячил силуэт 12-ти этажного панельного дома, теперь его не было. Деревья уже не горели, волна сбила пламя. Но над крышами домов, покрытыми смолой, метались алые языки высотой не менее 2-3 метров. А за кольцевой горел лес. Небольшой участок поблизости отсюда, и огромная территория возле места второго взрыва. Если такое происходит по всему миру (а как же иначе, что-то не верится в возможность локальных ядерных конфликтов), то через неделю-две, облака густого чёрного дыма закроют солнце, и Земля погрузится в ЗИМУ. Мелкодисперсные частицы, окислы азота, углекислый, угарный газ и ещё чёрт знает что будет составлять слой атмосферы непроницаемый для солнечного света. И такое может продолжаться до двух лет...
Я вышел из квартиры. На лестнице стоял сосед и глядел в окно, на огромное чёрное облако, на горящие дома, на мёртвых людей. Я не стал его беспокоить. Возле самого выхода сидела девочка лет восьми. Я её знал, она жила в соседнем подъезде. У неё был шок. Она мелко дрожала, все видимые участки кожи были покрыты ожогами, волосы сгорели. Я не мог ей ни чем помочь. Она бы прожила не больше нескольких часов. Я достал нож...
Я тогда ничего не почувствовал. Просто слабое облегчение, как будто врач сделавший евтаназию. Хотя откуда мне знать.
Пейзаж изменился, и я к нему уже привык, и к трупам на земле и к дыму в небе. Сейчас главным было раздобыть оружие, без него в этом мире не выжить. Милицейский участок находился поблизости, и я направился туда. Возможно он был разрушен или несколько ментов погибли, оставив мне свои табельные "макаровы".
Из последнего подъезда моего дома выскочила пожилая женщина - как минимум "за пятьдесят". Бережно положив на скамейку стопку библий (золотой крест на чёрном переплёте), она подбежала ко мне. Размахивая перед моим лицом самой миниатюрной из своих книжек, она срывающимся голосом вопила об Антихристе, пришедшем на землю Дьяволе, Судном Дне и четырёх всадниках Апокалипсиса. О да! Я прекрасно знал этих четырёх всадников несущихся над обезумевшей планетой. Я отлично знал их характеристики и имена: Ударная Волна, Тепловое Излучение, Проникающая Радиация и Радиоактивное Заражение. Они промчались над миром похлеще любого "страшного суда", превратили Землю в такой ад, до которого не додумалась ни одна религия.
Я мягко отстранил женщину, но она не унималась. Я попытался её обойти, но она преградила мне дорогу и призывала встать на колени и покаяться, непрестанно указывая на святое писание. Я старался её игнорировать, но когда она попыталась стянуть с лица противогаз - моё терпение иссякло. Я ударил женщину по лицу. Она отскочила назад, взялась за ушибленную щёку и принялась читать молитвы, просить, чтобы Господь уберёг её от "нечистого". А потом она извлекла на свет нательный крестик, протянула ко мне и прошептала что-то типа: "Изыди Сатана". Как раз это я сделать и собирался. И продолжил свой путь, оставив женщину наедине со святыми многотиражками.
Я шагал по пепельному ковру сгоревшей травы. Здесь был излюбленный газон для выгула собак, из-за дерьма нельзя было шагу ступить. Как раз одна тушка догорала, жалко поджав лапы. Теперь всё это в прошлом. И собаки со своими хозяевами, и детишки со своими родителями, и политики со своим горячо любимым народом.
Дышать стало трудно - в воздухе осталось совсем мало кислорода. Противогаз спасал от пыли и газа, но он не мог восполнить этот недостаток. А пожары буду разрастаться, так что имеется некоторый шанс банально задохнуться или "угареть".
Я собрался перейти проспект, и остановился, забыв зачем шёл. Горел асфальт. "Горел асфальт от сбитых с неба звёзд" - мгновенно всплыла в мозгу строчка песни, и я мимолётом подумал, что могу больше и не увидеть звёзд. Лента проспекта врезалась в сердце города, в самый его центр, в то место, где произошёл взрыв. Стены домов с чёрными дырами на месте окон тянулись вдоль горящей смоляной реки, по мере удаления оседая, превращаясь из высоких силуэтов в бесформенные груды бетона. Никогда бы не подумал, что такое возможно, что асфальт может гореть как прошлогодняя сухая трава. Но он горел.
Десятки машин валялись кругом. Некоторые настолько покорёженные, что узнать в них модель было нереально - их несколько километров несла ударная волна. Некоторые горели. В некоторых были люди.
Кое-как я перебрался на другую сторону и подошёл к участку. Здесь собралась огромная толпа народу, не меньше сотни человек. Все они что-то кричали, некоторые держали на руках детей, другие вели под руки стариков. У всех в глазах был страх. На крыше двухэтажного приземистого здания стоял капитан милиции и в мегафон успокаивал людей. Он говорил, что группа по эвакуации будет здесь через час-полтора, что всем нужно собраться возле участка с самыми необходимыми вещами, что лучше надеть противогазы у кого есть или другие средства от пыли и гари. Нужно отдать ему должное, он пытался выполнять свои обязанности, хотя все законы и правила полетели к чертям ещё час назад.
- Ложь! - визгливый женский голосок.
Конечно ложь. Я с ней был полностью согласен. Кому нужна куча обезумевших от страха и совершенно бесполезных людей? Мораль? Забудьте её, теперь она невыгодна.
Капитан на секунду запнулся, и толпа, как любое животное, почувствовала подвох. В него полетели камни и осколки кирпичей. Но милиционер продумал пути отхода. Он пробежал по крыше и спрыгнул в обнесённый решёткой дворик. Заурчал двигатель, и бело-синий УАЗик выскочил из ворот и, не обращая внимания на отсутствие дороги, скрылся за домами. Люди побежали за машиной, а я засмеялся забрызгивая слюной маску противогаза. Толпа заметила меня, несколько рук указали в мою сторону, и я понял - пора бежать.
Я нырнул в ближайший подъезд и побежал по лестнице. Этаже на четвёртом пришлось снять противогаз, чтоб стало легче дышать. В конце концов, осадки ещё не выпадали, а значит опасность была минимальной. Снизу нёсся топот десятков ног и какие-то звериные крики. Испугался я тогда? Нет, бояться я разучился. Я просто знал, что нужно спасать свою задницу. И я старался.
Я пробирался по чердаку, в лабиринте низких стен, заваленном окаменевшим голубиным помётом. Было жарко из-за пожара на крыше, сквозь щели в перекрытиях капала расплавленная смола. Преследователи не отставали. Но вскоре их ненавидящие крики сменились на испуганные, когда под ногами стали расходиться и дрожать плиты пола. Дом начал рушиться. Я уже ввалился сквозь крошечную дверь в соседний подъезд и бежал по лестнице сломя голову. Сыпалась штукатурка и бетонная крошка, пыль. Громко визгнул лифт и унёсся вниз по шахте. На первом этаже я увидел как рухнула одна из стен, показались выцветшие обои, не выключенный телевизор на тумбе и фигура старушки, сидящей на диване, которая глядела в пустой экран. Тогда я ещё успел подумать, что эта стена была одной из несущих.
Волна пыли ударила в спину, когда я уже оказался на улице. Дом сложился, как будто его строили из огромных костяшек домино. Обрушение началось с одного конца и закончилось на другом. Получилось внушительное надгробие для тех, кто за мной гнался. Имелся даже "вечный огонь" в виде горящего рубероида.
Я думал, что моё настроение не может ухудшиться ещё больше. Но оно ухудшилось. Ещё бы, ведь я потерял прекрасный цифровой дозиметр! Остался только примитивный "светофор" - коробочка с тремя светодиодами: красным, жёлтым и зелёным.
Вещи стали гораздо ценнее людей. Когда понимаешь, что уже не сможешь просто пойти в магазин и купить всё необходимое, то каждая мелочь меняет значение. К примеру вот эта шариковая ручка, которой я пишу. Самая обыкновенная копеечная ручка, какая продаётся в любом киоске. Но пройдёт какой-нибудь год, и она станет бесценной. Ведь нет больше заводов, где штампуют подобный ширпотреб. А пища, где её взять? Начнётся Зима, и всё сельское хозяйство умрёт. Людям придётся питаться консервированными продуктами или друг другом.
Оружие я добыл совсем не так, как предполагал.
В салоне изуродованной БМВ, которая въехала в столб почти до половины, из четырёх человек остался в живых только один. Он пристегнулся, и это несколько продлило его жизнь. Впрочем, бедняга этому не обрадовался, потому как оказался зажатым передним сидением и изогнувшейся дверью. Белая ткань подушек безопасности окрасилась его кровью.
- Прикончи меня... - он захрипел, закашлялся. Изо рта летели алые брызги. - У меня тут пушка... достань.
Это в кино смертельно раненому приходится долго уговаривать, чтоб прервали его мучения. В жизни всё по-другому. Либо человек решиться сразу, либо убежит подальше. Я был милосерден. В конце концов, главная задача первой медицинской помощи - облегчить страдания больного.
Надо же, за первый день я убил двоих. Причём, они не сделали мне ничего плохого. Умирающая девочка и умирающий бандит. Они нуждались в смерти, и я им помог, я прекратил их страдания. А разве все те люди, что я сегодня видел, не страдают? Разве они не умрут в мучениях в самое скорое время?.. Наверное так же оправдывают себя какие-нибудь серийные убийцы. Того и гляди, щас возьму автомат и пойду каждого встречного "избавлять от мучений".
А пистолет у него был отличный - "Варяг", МР-445. Ментовский "макар" рядом не валялся. Красивый, удобный, внушительный. Держа такой в руках, понимаешь смысл американской поговорки: "Бог создал людей разными, а полковник Кольт уравнял". Сороковой калибр "Смитт и Вессона", 15 патронов, рама из пластика, затвор из стали. Красавец.
Чтоб открыть багажник, пришлось прострелить замок. Внутри обнаружился целый арсенал: два АКС-74У и два "Клина" с кучей патронов. Да, необычный комплект - "калаш", снятый с производства лет десять назад, и "Варяг", выпускаемый малыми партиями для спец нужд. Похоже ребята были серьёзными, и ехали по серьёзным делам. Хотя, какое это имеет значение теперь?
Я взял один "калашников" и один "клин" со всеми патронами. Получилось по 4 магазина к каждому. Увешанный оружием как какой-нибудь Рембо, я поплёлся к местному рынку. Той пищи, что я захватил из дому, хватило бы максимум на неделю, а я хотел прожить подольше.
Рынок пустовал, будто стояла ночь. Впрочем, совсем скоро наступит ночь, очень долгая ночь... Трупов было совсем мало - от излучения рынок прикрыл жилой дом, но паника сделала своё дело. Лотки вычистили полностью, ничего ценного или съедобного не осталось. Киоски все до одного разорили. Стёкла услужливо разбила ударная волна, а апокалиптическое зрелище гриба принесло свободу поступать так, как хочется, а не так, как надо.
Битое бутылочное стекло, пустые банки, яркие клочки обёрток. Ветер перелистывает страницы вчерашних газет, подставляет под прощальные лучи солнца передовицы со словом "война" в заголовках, с фотографиями военной техники и суровых лиц под армейскими фуражками. Ещё вчера казалось, что смерть обосновалась далеко отсюда, в тысячах километров на юг и на восток. Ещё вчера мир был прежним, а жизнь - простой и понятной. Ещё вчера я знал куда нужно идти и что нужно делать. А сегодня...
Двое молодых людей, парень и девушка, чуть младше меня, сидели на скамейке и потребляли пиво. В двух метрах за их спинами лежало обгоревшее тело человека. От чёрных лохмотьев одежды поднимался серый дым, сведённые судорогой пальцы хватались за пепел травы. А им было всё равно. Осознание своей обречённости меняет людей, причём каждого по-своему. Насколько разнятся апатия этой пары и слепая ненависть толпы. Или так всегда - печаль для одиночек, а радость и злоба для стада?
В помещении магазина царил такой же хаос. Хрустящая крошка стекла под ногами, опрокинутые столы, разбитые кассовые аппараты. Но нигде не было видно рассыпанных денег, как будто этой бесполезной бумаге можно было найти какое-то применение кроме всем известного.
В отличие от улицы здесь были люди, много людей. Народ ЖРАЛ, народ БУХАЛ. По-другому происходящее назвать язык не поворачивался. Рюмка за рюмкой отправлялась в рот очередная порция спиртного, жирные куски силой запихивали в глотки, ржали, пели песни и били друг другу морды. Пир во время чумы. За дверью стоит смерть и скалит зубы в беззвучном смехе, а они пытаются спрятаться от неё в стакане.
Набить брюхо до отказа последний раз в жизни - это достойное желание, вполне понятное и естественное стремление послать весь мир к чертям и напиться до невменяемости. Дорогое вино, коньяк и шампанское вместо привычного "чернила", богатая закуска вместо хлеба с салом, что ещё надо?
Прямо посреди торгового зала горел костерок, разложенный из деревянной тары. Над ним жарили колбасу и мясо. В теплом свете огня лишённое окон помещение казалось пещерой, а люди - первобытными охотниками, по крайней мере, звуки, что они издавали, были вполне первобытными. Вдоль стеллажей бродили шатающиеся тени, выбирали себе следующее блюдо. Двое насиловали молоденькую буфетчицу.
Я подошёл к ним. Пьяный громила направил в мою сторону острие длинного ножа, каким режут в магазине колбасу и масло. Пришлось дать очередь в потолок. Пластиковая крошка навесного потолка посыпалась в раскрытый рот здоровяка, заставила закашлять. Девушка вырвалась, подошла ко мне. А я только пробубнил сквозь резину: "Уходи, больше я тебе ничем не помогу". И она ушла.
Я устроил себе экскурсию по основательно обчищенным прилавкам. В результате нагрузился десятком банок тушёнки, полуторалитровой бутылкой питьевой воды и пригоршней конфет (любовь к сладкому никуда не делась). С того момента я тащил на себе килограмм 15.
Когда я, наконец, вышел из дверей, оставив позади людей, справляющих собственные поминки, то долго не мог сойти с места. Шёл чёрный снег. Мохнатые хлопья пепла кружились в воздухе, плавно оседая на чёрный асфальт, на чёрную траву. Чёрное на чёрном. Обугленный труп, в чёрном полиэтиленовом мешке. Труп - Земля, мешок - радиоактивный пепел. И сейчас молния на нём сходится с противным скрежетом - слившейся чередой щелчков ядерных взрывов.
Не знаю, изменился ли тогда ветер или облако пришло из другого эпицентра, но сути это не меняло. Нужно было срочно искать укрытие. Как раз об этом меня и просил "светофор", подмигивая красной лампочкой. Я направился к своей бывшей школе.
Внутри людей не было, только гулял сквозняк от одного выбитого окна к другому. За распахнутыми дверями кабинетов в беспорядке валялись книги, тетради, стулья, письменные принадлежности и уже привычное битое стекло. Я представил, как выглядела паника в школьных коридорах, как кричали от страха дети, как учителя, превозмогая этот самый страх, пытались придать бегству организованных характер.
Я вошёл в кабинет директора. Его хозяйка висела на сложенном вдвое шнуре удлинителя, уставившись остекленевшими глазами в письменный стол и вывалив набок фиолетовый язык. Лучший способ избежать смерти - умереть. Никаких прощальных записок она не оставила. Зачем? Ведь читать-то их будет некому.
В одной из подсобок обнаружилась целая гора свеч, а на вахте - ключи от подвала. На весь цокольный этаж нашлось только одно помещение без окон. Там было что-то типа склада ненужного хлама - разломанных стульев и парт, прохудившихся матов и другого мусора. Я тщательно очистил щёткой всю одежду, рюкзак, сумку и оружие. На это ушло почти полчаса. Немного пошарив по зданию, удалось достать даже чистое постельное бельё и раскладушку, так что свой новый дом я смог неплохо обустроить. Здесь можно будет отсидеться пару недель, пока выпадет большинство осадков.
И вот как Ленин в ссылке я сижу на шатком стуле, за разрисованной партой и при свете свечи пишу дневник. Может зря я это затеял? Почти четыре часа я потратил на эти несколько страниц. Трата времени. Хотя, чем мне ещё заниматься?
Ладно, достаточно. Глаза уже слипаются, пора спать. Надеюсь, что завтра продолжу (если доживу).
Да, родители не вернулись. Жаль...
6.05
Перечитал вчера написанное. Мрачновато получилось. В конце концов, не всё так плохо, я жив, а это главное. Правда начала шелушиться и зудеть кожа на лице - обжёгся, когда смотрел в окошко на гриб. Но это ничего, это обычный чрезмерный загар. Два-три дня и пройдёт.
Сегодня думаю сходить к метро, посмотреть, что там твориться. Ведь "метрополитен - один из важнейших объектов гражданской обороны", как сказано в умной книжке по этой самой Г.О. Парочка станций должна быть оснащена полным комплектом оборудования, и если повезёт, то можно будет попасть внутрь.
Так, сперва - радиозащитное средство номер 1, 6 таблеток. "Калаш" за спиной, два магазина в рюкзаке, "Варяг" за поясом, фляга, дозиметр, немного еды (на всякий случай).
Ума не приложу, откуда взялся тот утренний оптимизм... Стоило мне выйти наружу, и он исчез, спрятался во вчерашнем дне, в прошлой жизни. Какой на хрен оптимизм, когда на обгоревших трупах лежит чёрный снег пепла, а обглоданные огнём деревья похожи на надгробные кресты! Оптимизм, как быстро проходит эта болезнь, когда приходится жрать таблетки, чтоб унять рвоту после облучения...
Моего дома больше не было. Груда бетона, едва доходящая до второго этажа, и почти не пострадавший один из подъездов, все девять этажей, - обелиск над могилой. Разломанные пополам квартиры напоминали соты огромного покинутого улья. Лоскутное одеяло разноцветных обоев - осколки чьих-то судеб и грёз.
Прошлое умерло и погребено. Погребено под разбитым бетоном, под сгоревшей землёй, под слоем пепла. Умерли все люди, даже те, кто ещё жив. Умерли они прежние и родились новые, одни со страхом в душе, другие со злобой, а третьи с пустотой. Я, похоже, отношусь к последним.
Дым над землёй, пока ещё неплотный, прозрачный. Сквозь него ещё проглядывает солнце, угадывается синева. Завтра исчезнет синева, через неделю - солнце. Серое пятно будет ползти по серому небу, серые тени будут бродить по серой земле.
За полчаса я добрался до метро, переступая через трупы и обходя ещё живых. И когда я попытался спуститься в чёрный зёв перехода, в меня полетели камни, обломки псевдо-мраморной и псевдо-гранитной плитки. Снизу неслась брань и угрозы, обещания расправы, если я осмелюсь приблизиться. Глупцы, они не хотели поверить в свою обречённость, они надеялись на невозможное спасение. Я мог бы их переубедить при помощи трёх десятков пуль. Но зачем? Попаду в метро? Чёрта с два. Скорее всего, двери давно закрыты, а люки задраены.
А ведь наверняка существует множество автономных убежищ, рассчитанных на многолетнюю изоляцию. Ещё лет пять назад открыли эту программу. Число объектов - секретно, расположение - секретно, личности и количество "жильцов" - секретно. И кое-кто, кого посчитали ценными индивидами, получили счастливый билетик в подземный дом. Ну а всем нам, простым смертным, осталось подыхать здесь, на горячем ядерном ветру, под призрачным светом умирающего солнца. Зато чтоб попасть под землю, нам не нужны никакие билетики, своим ходом это сделать гораздо легче.
Люди хотят жить, очень хотят. Они готовы перегрызть сотню глоток, рыть руками землю, чтобы спастись. Эти, к примеру, думают, что перегородки, перекрывшие тоннели, откроются, и их примут с распростёртыми объятиями из тёмных сырых станций в освещённые и отопляемые помещения. А ради этого они сделают что угодно. Могут даже выломать из полотна рельсу и ею таранить толстый стальной лист. Только конструктора на такое рассчитывали, и ничего у них не выйдет. Они будут часами выстукивать морзянкой "SOS", сменяя друг друга. Но разве им откроют? Если бы даже и захотели, такая возможность вряд ли предусмотрена. И всё это в кромешной темноте, чуть ли не по колено в холодной воде из разорванных труб водопровода.
Интересно, отчего это я так уверенно описываю происходящее в метрополитене? Ведь я там не был, я даже не знаю ничего конкретного о том, есть ли вообще станции-укрытия, и уцелели ли они при взрыве. Вот только такая картина была бы отличным дополнением к тому, что твориться на поверхности. Так сказать, последний штрих.
Магазин, как я и ожидал, оказался заполнен трупами, хотя большинство людей были ещё живы. Те, кто вчера пил и веселился, сегодня ползали в луже собственной блевотины. У них кружилась голова, болели зубы, чесалась и ныла кожа в местах радиационных ожогов, там, куда попали хлопья чёрного снега. "Радиация незаметна" - гласил один из лозунгов "зелёных", и люди в него поверили, захотели поверить. Они знали, что жить им оставалось недолго, но чтоб на следующий же день... Один на моих глазах вскрыл себе вены осколком оконного стекла. И кровь послушно закапала на грязный пол. Свёртываемость упала до минимума, так что это верный путь в один конец.
Во всём зале не осталось ни одной целой бутылки или упаковки, что не успели употребить - разбили и рассыпали. И вовсе не для того, "чтоб не досталось врагу" - просто стало обидно, что они не смогут всё это сожрать сами. Слабо мерцали угли потухшего костра, в тёмных углах клубился серый дымный мрак. В одном из таких углов я разглядел груду тел, усеянных десятками резанных, колотых, и, даже, рубленных ран. Народ повеселился, выпустил на свободу чувства, которые ждали выхода многие годы.
Двери всех складских помещений взломали, распахнутые створки холодильника перекрывали полкоридора. На полу картошка, крупа, сахар или мука вперемешку с принесённым сквозняком пеплом. Не в меру проворная рука уцепилась мне за штанину, осипший голос произнёс: "Зачем ты убил их всех? Зачем?..". Закончить он не успел. Заскрипели зёрна гречки под чьими-то ногами, и тяжёлое лезвие мясницкого топора опустилось на спину несчастного. Хруста костей почти не было слышно - глухой удар, как по мешку с мокрым песком. Пальцы разжались.
В проёме появился силуэт вчерашнего здоровяка. На лице играла бессмысленная улыбка, а руки заносили над головой обагрённый топор. Я успел выхватить "Варяг" и спустить курок. Пуля попала прямо в левый глаз. Человек крутанулся на месте, но остался стоять. А потом он повернулся ко мне лицом, точнее тем, что от него осталось. На месте глаза образовалось какое-то розовое месиво, а левая височная кость отсутствовала. Кровь стекала по оголённой поверхности мозга, лилась сплошным потоком на некогда белую майку. И при всём при этом он был жив, только из уголка рта стекала капля слюны. Секунду он стоял, разглядывая меня как будто первый раз увидел, а потом с губ сорвался дикий вопль и топор снова оказался над головой. Во мне тогда что-то щёлкнуло, и я разрядил в него всю обойму.
Вот и первый мой "заслуженный" труп, в смысле, что он смерти заслужил. Его я убил защищаясь, спасая собственную жизнь. Даже прежняя судебная система оправдала бы меня. Хотя, какая то теперь разница? Настоящие убийцы миллиардов сидят сейчас в наглухо закупоренных бункерах, и подсчитывают, через какое время им целесообразней выйти на поверхность. Правосудия они не страшатся, да и совесть их, вероятно, не часто беспокоит.
Порывшись в закромах, я отобрал килограмма 4 гречки и ещё 5 банок тушёнки. Конфет не осталось, видимо на них спрос оказался выше, чем на привычную еду (рябчики с ананасами "ушли" первыми). Да уж, молодец, взял крупу, взял воду, а на чём всё это варить не озаботился. Только напрасно лишний вес тянул. Кстати, действительно, на чём мне готовить пищу? Открытый огонь в закрытом помещении - самоубийство, газа нет, электричества нет. Остаётся старый добрый примус. Завтра нужно будет наведаться в хозяйственный отдел.
Надо же, как обыденно я стал рассуждать, даже шуточки попадаются. Неужели я начал привыкать, привыкать к тому, к чему привыкнуть нельзя? Но что мне ещё остаётся? Выбора ведь нет - либо принимай правила, либо выбывай из игры. Человек ко всему привыкает... даже к концу света.
Рядом был небольшой магазинчик - диски, музыка и игры, книги. Полный комплект развлечений. Детективы, фантастика, женские романы, разнообразная "магия". Экшн, стратегии, РПГ, симуляторы. Поп, рэп, рок, метал. Зачем я туда зашёл? Привычка. Я любил иногда посещать этот магазинчик, чтоб посмотреть чего новенького. Кому теперь всё это нужно? Бесполезные куски пластмассы и бессмысленный набор символов на бумаге. А ведь через пару поколений выжившие вполне могут разучиться читать.
Лес догорал. Пламени видно не было, только поднимался к небу серый дым. Горят леса, торфяники, поля, города, заводы (лучше всего нефтеперерабатывающие). Их некому тушить, разве что радиоактивным дождям. Самый крупный пожар в истории планеты.
И никого вокруг. Мёртвый город, крематорий под открытым небом. Почерневшие трупы людей, домов, машин. Где же вы, представители гордого вида Homo Sapiens? Где же вы, властелины Земли, цари животных и завоеватели неизведанных просторов? Где вы, те, кто так гордился объёмом своего мозга, глубиной извилин, знанием законов небесной механики и умением расщеплять атом? Где?!. Прячетесь в тёмных вонючих щелях, чтобы спасти свою жалкую жизнь, чтоб продлить бессмысленное, полное страданий существование. Вы всего лишь животные, случайно получившие дар разума, не умея толком с ним обращаться. Вы даже не можете ужиться друг с другом, постоянно стремитесь пробиться к вершине по чужим спинам, готовы жертвовать кем угодно ради пустых обещаний, охотно верите в сказки, не замечая очевидного. Вы толпа слепцов, которую проводник ведёт прямиком к краю обрыва. Да и я - только один из вас...
Мне нечего сказать о солнцах и мирах:
Я вижу лишь одни мученья человека.
Смешной божок земли, всегда, во всех веках
Чудак такой же он, как был в начале века!
Ему немножко лучше бы жилось,
Когда б ему владеть не довелось
Тем отблеском божественного света,
Что разумом зовёт он: свойство это
Он на одно лишь смог употребить -
Чтоб из скотов скотиной быть!
По случаю таких невесёлых размышлений мне даже вспомнились несколько строчек из бессмертного "Фауста" незабвенного Гёте. Почти четыре года назад я выучил этот отрывок. Он мне тогда очень понравился, хотя я ещё не страдал сегодняшним пессимизмом и человеконенавистничеством. Школьная программа заставила меня взять в руки "Фауста", и это было, пожалуй, единственным, за что я ей благодарен. Однако я так и не дочитал его. Всё-таки пьеса, трагедия ("песнь козлов", блин! (да уж, самое время блеснуть своей эрудицией...)) предназначена не для читателя, а для зрителя.
В литературе не рекомендовалось выходить наружу более чем на 2 часа (да и то при крайней необходимости) в условиях опасного заражения. И я старался следовать советам. Уже когда я подходил к зданию школы, то едва успел сорвать с лица резиновую маску, чтоб не захлебнуться в собственной рвоте. Вот так это бывает, так смерть назначает свидание, от которого не откажешься ни под каким предлогом, и не сможешь не придти или опоздать.
Я хорошенько проблевался, натянул наместо противогаз и поплёлся в своё укрытие. Тогда было очень жарко, но я замёрз так, будто на голову опрокинули ведро ледяной воды. До сих пор не могу согреться. Противорвотное средство помогло, и меня перестало мутить, но зато появился страх, о котором я успел забыть, и желание проснуться.
Впору начать препарирование собственных мыслей и чувств, как я это делал со всеми встречными после взрыва. Да вот только не получается. Может я слишком устал, может действуют препараты, а может хирурги, делающие операции на себе, - миф?
Нет, больше не могу. Строчки прячутся в узоре клеток, жало стержня дрожит над бумагой, болят глаза от напряжения. Свеча догорает, оплакивает человечество мутными стеариновыми слезами. Она мечтает об отдыхе, я тоже. Я устал, очень устал. Устал...
7.05
Я умру. Причём совсем скоро. Неделя, в лучшем случае две - вот всё, что мне осталось. И от этого никуда не деться. Никто мне не поможет, а в чудеса я не верю. Облучённый костный мозг не сможет больше обеспечивать обновление крови. А 90% лейкоцитов гибнут в течение месяца, так что я обречён. Могла бы помочь пересадка костного мозга и, частично, переливание крови. Но я сижу в школьном подвале, а не в приёмной клиники. Никуда не денешься...
Вот и я сам оказался в положении всех тех людей, в положении смертника. Разве с самого начала я не догадывался, что со мной это произойдёт? Я что, тогда поверил в свою исключительность? Нет, я не самоуверенный идиот, какие тысячами устилают мёртвую землю. Нет. Я не люблю проигрывать, не люблю признавать поражения. А ведь я проиграл сразу же, как только фотовспышка взрыва запечатлела последний миг из жизни прежнего мира. Если бы я тогда это осознал, сдался, то был бы сейчас мёртв или близок к тому. Я просто отложил решение вопроса до лучших (читай худших) времён. И теперь получил возможность посетить братскую могилу человечества, осквернить её своими экскрементами и добавить туда ещё одно тело - своё.
Если мне хочется прожить подольше (да, я уже в этом сомневаюсь), то нужно реже выходить на поверхность и совсем ненадолго. Если бы не закончилась вода, я бы не вылезал сегодня наружу. Хорошо, что "частный сектор" рядом, а там колонки, артезианская вода. Правда никакой подходящей ёмкости у меня нет, поэтому придётся снова зайти в магазин.
Дым, дым, дым... В пяти метрах ничего не видно. Серый сумеречный туман, полдень, начало Ночи. Ёжик в тумане, я рисковал заблудиться даже в своём родном районе... своём БЫВШЕМ родном районе...
Ещё вчера под вечер мне стало гораздо труднее дышать в противогазе. Оказалось, что засорился пеплом фильтр, и его не хватило бы больше чем на день-два. А запасного у меня не было. Помог случай.
Выстрелы. Короткая очередь - явно автомат. Хрустящие шаги по грязному полу. Невнятное бубнение сквозь маску противогаза. Это были солдаты, солдаты нашей родной армии-защитницы, доблестные воины, поклявшиеся хранить верность отечеству и следовать его законам. Они занимались мародёрством как, впрочем, и я. Но, в отличие от меня, они ни с кем не хотели делиться. Всех, кто вставал у них на пути, они убивали. Хотя, разве я поступал по-другому? Нет, всё-таки по-другому. Я убивал только тех, которые представляли для меня угрозу, тех, кто хотел убить меня.
Двое о чём-то спорили над трупом парня - Серёги Бортнева, моего приятеля (мы были ровесниками, учились в одной школе, жили в одном доме, а по сему частенько вместе выпивали). Тело слабо, конвульсивно дёргалось - левая рука и левая нога. Один из солдат заметил непорядок, с чувством выматерился и разнёс голову очередью в упор. Похоже, что боеприпасов у них хватало. Третий "боец" расхаживал по магазину, уделяя внимание каждой полке.
Спор перешёл в решающую фазу - фазу рукоприкладства. Один толкнул другого в плечо, тот попятился, разведя руки в стороны, капитулируя. Но другой всё равно приблизился и ударил его в живот без замаха. Самоуверенно заявил: "Будешь делать то, что я говорю. Понял?".
Не знаю, почему это произошло и почему это произошло именно так, но в тот момент я не задумывался. То есть я не думал вообще - я действовал. Наверное, повлияла смерть знакомого на моих глазах или окончательно осознанная утром обречённость. Не знаю, так глубоко копаться в себе я не умею. Ни малейших сомнений не было - только холодная ненависть и трезвый расчёт.
Я не спеша достал из-за спины автомат, разложил приклад, зафиксировал. Упёр его в плечо, приложил резиновую щёку к холодному металлу. Лучше всего наблюдать за врагами сквозь прорезь прицела. Я скосил обоих широким веером очереди. Семь выстрелов, из них три в цель - неплохой результат.
Третий решил не искушать судьбу, и нырнул в дверь с табличкой "посторонним не входить". Я перемахнул через низкую ограду выбитой витрины и побежал следом. Но я опоздал. Коридор через два поворота привёл к распахнутой двери наружу. Серый дымный океан проглотил фигуру беглеца, а звук удаляющихся шагов заглушало собственное шумное дыхание.
Оказалось, одного из тех двоих я не добил. Он лежал на теле моего знакомого, зажимая ладонью рану на боку. А когда я вернулся, он попытался сопротивляться, но ничего не вышло. У него не хватило сил, чтоб направить дуло "калаша" в мою сторону. Я подошёл к нему, установил переводчик огня в режим одиночной стрельбы и соединил два тела одной пулей, врага и друга, сделал их братьями по крови. Посмертно...
Военные были одеты в стандартные комбинезоны химзащиты, под которыми имелась ещё более стандартная форма. Тот, что вёл себя наглее, как и следовало ожидать, оказался младшим сержантом, а другой, соответственно, - рядовым. Моей большой удачей оказалось то, что фильтры их противогазов (какая-то новая модель, первый раз вижу) подходили к моему. Тогда мне даже в голову не пришло снимать маски с лиц трупов и использовать их самому. Во-первых эта непобедимая брезгливость к вещам мертвецов, и во-вторых стёкла одного были забрызганы кровью изнутри. (свой противогаз ближе к телу... хм...) Я взял оба фильтра и две обоймы к автомату.
На втором этаже, в хозяйственном отделе, удалось найти удобные ёмкости для переноски воды - две 10-ти литровые канистры (на них ещё написано "для негорючих и непищевых веществ"). Но как я ни искал, ничего похожего на примус или "керосинку" не нашлось. Возможно, не один я решил заняться кулинарией или их здесь не было вообще.
На улице стояла тишина. Стояла она, по-свойски опираясь на плечо смерти, и вела с ней беззвучную дружескую беседу. Даже стайка одичавших собак пробежала мимо не издав ни звука кроме многоголосого шуршания когтей об асфальт. Шерсть мохнатых дворняг свалялась и покрылась налётом пепла, глаза обильно слезились, а из ртов капала слюна. Радиация? Бешенство? Какая разница, итог один. Только большой чёрный пёс (наверняка вожак) выделялся лоснящейся короткой шерстью, купированными ушами и хвостом, широким шипованным ошейником. На меня собаки не обратили ни малейшего внимания, только бросили быстрый взгляд и умчались дальше. Конечно, зачем я им сдался, ведь они были СЫТЫ...
Любой катаклизм с массовой гибелью животных - раздолье для хищников и падальщиков. Они благодарят судьбу за такой щедрый подарок - чужую смерть, принесшую им счастье. Они пируют, набивают животы, наедаются про запас. Но потом болезнь, поразившая добычу, передаётся им, и они умирают тоже, лишь с небольшой отсрочкой. Снова пир во время чумы...
Мои надежды относительно воды оправдались. "Светофор" дал зелёный свет, и я доверху наполнил обе канистры. Тащить 20 килограмм, да ещё с обеими занятыми руками - занятие опасное в новом мире. Особенно после встречи с солдатами, ведь я дал уйти свидетелю. Кстати, частные дома сгорели в полном составе и до самых фундаментов. Пепелища, руины, могилы.
Я дополз до своей норы живым и невредимым, если не считать порцию облучения - неизбежную плату за выход на поверхность. Наконец-то я смог умыться и пить воду не экономя. Обидно только, что и сегодня не удалось изготовить ничего горячего из пищи. Ну вот и всё, на сегодня все дела закончились. Осталось только лечь и глядеть в потолок, пока не придёт сон. Неплохо было бы решить...
СТУЧАТ В ДВЕРЬ...
8.05
Мне крупно повезло. Шанс был один к тысяче, но мне попалась как раз эта единица. Если бы я знал в первый день, что такая удача посетит меня, то был бы почти счастлив (если это слово ещё не потеряло смысл). Как говориться: не было счастья, да несчастье помогло... Стоп! Всё по порядку.
Пока стул, подпиравший дверь, мужественно сдерживал натиск неприятеля, я успел упаковать рюкзак и взять под прицел проём. Да, я тогда испугался. Я понял, что пришли за мной. Как позже оказалось, меня выследил тот оставшийся в живых солдат и привёл своих. Я так и не выяснил, действовали они под руководством высшего командования или просто организовали банду на основе своей части. Допрашивать было некого.
Я погасил свечу. От обжигающего яркого пламени осталась только красная искорка, которая медленно гасла и сливалась с траурной подвальной чернотой. Струйка молочного дыма вытянулась к низкому невидимому потолку. Тишину насиловали резкие удары твёрдых подошв о хлипкое дерево.
Дверь срывается с петель, заваливается набок, отбрасывает стул в сторону. Серая фигура скрывается за стеной, не давая мне шанса спустить курок. В мой адрес не звучит ни слова, ни одной угрозы, ни одного предложения обменять всё моё добро на быструю смерть. Они точно знали, что я здесь, и хотели только одного - моей смерти.
Глухой стук железа о бетон, чёрный шарик диаметром сантиметров пять скачет в мою сторону. Граната. Тут мне первый раз повезло - граната оказалась наступательной, скорее всего РГН. Если бы была РГО, то опрокинутая парта, за которой я укрылся, вряд ли бы спасла. А так - только звон в ушах и адреналин в крови.
Они решили, что мне этого хватило. Двое ввалились в помещение, бездарно подражая спецназу в попытках прикрыть друг друга. Они даже меня не увидели, ну разве что десяток вспышек предсмертного фейерверка. Снова тишина. Шорох шагов.
Пришлось довольно долго ждать, прежде чем оставшиеся что-нибудь предпримут. Наверное они рассчитывали, что я захочу убраться отсюда поскорее, решив что перебил всех. Но я не собирался облегчать им задачу.
Следующим номером представления оказалась бутылка с бензином. Огненная лужа преградила мне путь к отходу. Другая полетела дальше, и пламя поглотило стул, на котором я раньше сидел, стол, расплескалось по поверхности канистры и банок тушёнки. Влажная прохладная тьма отступила перед пляшущим живым светом огня. Сотни теней на стенах исполняли свой вечный погребальный танец. Такая уж судьба у огня - быть могильщиком, уничтожать то, что не оправдало надежд.
Они меня решили сжечь заживо или выкурить из норы как загнанного сворой лиса. Но лис хитёр, и часто снабжает своё жилище чёрным ходом. У моей берлоги запасного выхода не имелось, но это было только вопросом времени. Не прошло даром рассматривание картинок в книжках с гордой надписью "Гражданская оборона СССР" на обложке. Как раз на одной такой иллюстрации мужчина в противогазе, кирзовых сапогах и кепке пробивал ломом кирпичную стену заваленного убежища. Все стены моего "убежища" железобетонные, кроме одной, всю правду о которой я знал благодаря тому, что здесь учился. Когда-то этот зал имел большую площадь, две двери и пару окон. Но потом библиотеке понадобилось книжное хранилище, и его наскоро разделили перегородкой толщиной в один кирпич. Я даже таскал новенькие учебники сюда, помогая разгружать машину. Лом с успехом заменила массивная опора от гимнастических брусьев.
Первый же удар вышиб кирпич из кладки, и тот ударился об пол с той стороны перегородки, сбросив по пути с полки парочку книг. Пришлось изрядно попотеть, чтобы опрокинуть стеллаж и довести отверстие до необходимых размеров.
Я размахивал над головой восьмикилограммовой стальной трубой, скалывая со стены скорлупу штукатурки и разбрызгивая глиняные осколки. А передо мной дрожал оплавленный огнём леденец тени. С каждой секундой он таял всё сильнее, пламя слизывало с него слой за слоем, миллиметр за миллиметром, смыкалось жаркой стеной вокруг меня, проглатывало трухлявую мебель и брошенные вещи. Помещение наполнилось густым дымом, маслянистая копоть скрыла потолок. Ещё минута, и я наверняка потерял бы сознание от нехватки кислорода и адской жары. И всё-таки я успел за три минуты проломить стену и выбраться из своего, теперь уже бывшего, убежища.
Конечно, те, кто на меня охотился, не могли не услышать стук. Однако умение ориентироваться даже в таком крохотном лабиринте кое-что значит, и поэтому времени мне хватило. Я вылез из дыры как раз вовремя, чтобы получить ещё один подарок судьбы. Дверь распахнулась от удара, и стёкла противогаза отразили оглушительно-яркий перестук очереди. Но первый мой шаг внутрь книжного хранилища оказался неудачным, - нога угодила в капкан полок поваленного стеллажа, и я начал падать. Это спасло мне жизнь. Пули прошли над самой моей головой и плечом, мне показалось, что я видел каждую - блестящие металлические конусы, ввинчивающиеся в воздух. Тогда я понял почему их сравнивают с осами. Только жужжат они тоньше, а жалят больнее.
Я упал рёбрами на стальные грани полок, успев-таки выхватить пистолет. Я лежал не шевелясь, и военный подумал, что победил. Он подошёл ко мне, пнул тяжёлым ботинком в плечё. Я послушно перевернулся, слегка продолжил движение руки и спустил курок. Наверно я попал в сердце, потому что крови оказалось слишком много - пришлось даже протереть стёкла.
Там я потянул связки на ноге, сначала она не болела, зато теперь... В общем, ходьба доставляет мне мало удовольствия.
"Парадный" вход в мою нору должен был кто-то держать на прицеле, и этот кто-то там был. Только я зашёл с другой стороны и улыбнулся его спине. В шуме огня растворились звуки шагов и щелчок предохранителя. Дуло "Варяга" застыло в сантиметре от его затылка, но в последний момент я подумал, что могу опять испачкаться, и решил поступить по-другому. Я от души пнул солдата под зад. Он потерял равновесие, поздно снял руки с автомата и рухнул на пол. Чих сорокового калибра прервал его обиженное рычание.
И всё-таки действовали те ребята с умом, даже поставили часового на крыльце. Он зорко следил за подступами к школе, изредка заглядывая вовнутрь. Я не захотел рисковать и снял его из "калаша" с другого конца коридора.
Из спуска в подвал валил густой дым, а пол первого этажа ощутимо нагрелся. Всё погибло... Эти ублюдки лишили меня самого дорогого - дома. Единственное место, куда я каждый день возвращался с отравленной поверхности, где я мог чувствовать себя в относительной (очень и очень относительной) безопасности превратилось в духовку. Я потерял своё убежище и большую часть запасов, - из еды осталась только фляга с водой и две консервы. Когда я начинал об этом думать, то кулаки сжимались, а на зубах скрипела злоба.
Я брёл в поисках нового укрытия, поднимая при каждом шаге по облачку пепла. От продолжительности этих поисков напрямую зависела продолжительность моей жизни. Дозиметр помигивал то красным то жёлтым, а значит фон постепенно снижается, распадаются короткоживущие элементы. Пройдёт какой-нибудь месяц (при условии, что выпадет большая часть осадков) и уровень излучения снизится вдвое, а может и втрое. Главное прожить этот самый месяц...
Солнце село, и свет исчез, будто кто-то щёлкнул выключателем. Звёзд больше не было, на них осела копоть от горящей Земли, они сбежали с сожжённого неба в спасительную пустоту. В пустоту скоро отправлюсь и я. Я умру, но сделать мне это хочется почему-то в надёжном убежище а не под открытым небом. Я абсолютно точно знаю что обречён, но всё равно хочу прожить подольше, хотя последние дни едва ли можно будет назвать жизнью. Инстинкт самосохранения обеспечивает выживание, но приносит страдание. Даже инвалид, единственная оставшаяся конечность которого - голова, при приближении смерти найдёт в своём существовании множество приятного и интересного. Даже маразматичный столетний старикан, что не в состоянии самостоятельно помочиться и с трудом отличающий вилку от ложки, проявит чудеса сообразительности и проворства, чтоб продлить свой век. Что уж говорить о раскаявшихся заключённых камеры смертников (если, конечно, у них был шанс на помилование). Много ли радости в пожизненном заключении?
Кажется, в этом ключ, в этой фразе: "Инстинкт самосохранения обеспечивает выживание, но приносит страдание". В ней объяснение всей абсурдности и болезненности существования. Прям как в анекдоте (Есть ли жизнь на Марсе? Тоже нет...)... Жизнь вообще штука случайная, и её возникновение на нашем многострадальном шарике тоже. Вот почему в первичном "бульоне" несколько органических молекул вдруг объединились в самовоспроизводящуюся структуру? Ведь шанс был один к десятке в какой-то о-о-очень большой степени. Почти невозможная случайность. И с того момента жизнь начала своё триумфальное шествие. Она подчинила себе море, сушу, потом воздух. Даже в полярных льдах, горячих гейзерах и верхних слоях атмосферы проросли её споры. В конце концов, природа поднатужилась и произвела на свет разумный вид, который сам себя назвал Homo Sapiens Sapiens. И теперь мы, как говориться, имеем то, что имеем...
Чёрт, я отвлёкся. Для таких глубокомысленных рассуждений у меня будет ещё предостаточно времени (как минимум неделя). Нужно поскорее описать сегодняшний день, пока впечатления не стёрлись.
Однако, недолго я безмятежно разгуливал по поверхности - начался дождь. Что такое дождь, когда весь воздух, и тучи особенно, пропитан радиоактивным пеплом? Конечно, я постарался поскорее убраться в ближайший подъезд пятиэтажки. Все квартиры оказались закрыты, как будто жильцы поголовно исполняли требования эвакуации ("...выключите электроприборы, свет, закройте квартиру и сдайте ключи в ЖЭК..."). Я остался в четвёртой квартире на втором этаже. Пепла в ней было совсем мало, потому что выбитое окно закрывал снятый со стены большой ковёр. А чтобы сквозняк не задувал в щели, края были надёжно закреплены вбитыми в бетон гвоздями. Сам хозяин, так старавшийся защитить своё жилище, спал тут же на диване. Судя по внешнему виду, спал он уже вторые сутки. Я уселся в кресло и тоже решил вздремнуть.
Часа два спустя, когда я проснулся, дождь уже прекратился. Вообще-то, называть дождём ту жалкую морось было не справедливо. На роль борца с пожарами он вряд ли бы сгодился, но дым немного разогнал - я даже смог разглядеть светлое пятно в том месте, где должна была быть луна.
Я поплёлся по слегка влажному, пачкающему ботинки, пеплу, низко склонив голову. И нашёл то, что искал. Канализационный люк. Первая, вторая и третья попытки найти под люками что-нибудь подходящее дали одинаковый результат - перекрёсток труб в трёхметровом кубическом помещении и трупы тех, кто пытался там укрыться.
Удача любит настойчивых. Под четвёртым люком я обнаружил узкий коридор из рыхлого бетона. На его полу плескалась мутная вода, но, к счастью, её было немного - по щиколотку - и ботинки меня уберегли от дополнительной дозы. С потолка постоянно опадали просочившиеся сквозь землю и бетон капли, приукрашивая мрачную серую нору, делая её похожей на пещеру.
Я довольно долго шёл по коридору, жужжа динамомашиной фонарика чтоб освещать себе путь. Несколько раз попадались развилки и перекрёстки, каждый раз я сворачивал в сторону центра. Не знаю, почему я тогда решил идти в центр, но именно это мне и помогло. Через некоторое время стены превратились из бетонных в кирпичные, в некоторых местах кладка не выдержала, и куча земли из пролома частично перекрывала проход. Кое-где попадались трупы крыс, изредка - людей. Я и не подозревал, что под городом существуют такие лабиринты.
А потом я обнаружил дверь. Она находилась в коротеньком тупичке, почти нише. "Защитно-герметическая дверь", она самая. Как только я понял, что передо мной вход в убежище, то чуть ли не подпрыгнул на месте. Вот она - удача! Убежище было пределом моих мечтаний на тот момент, и эти мечтания сбылись. Четыре рычага-запора по углам двери фиксировали её в закрытом состоянии, поверни рычаги - она откроется. Но оказалось, что сделать это не так-то просто - железо спаяла многолетняя ржавчина. Было жутко неудобно сражаться с запорами без света (рук на фонарик не хватило) и в соскальзывающих с ладоней перчатках. Но я отступать не собирался. Пришлось даже выковырять из ближайшей стены кирпич, и им оббивать наросты ржавчины. Больше часа мне потребовалось, чтобы справиться с первой дверью; вторая меньше пострадала от окисления, и отняла у меня минут двадцать.
Соблюдая правила, я почистился, снял противогаз и только тогда вошёл в большой тёмный зал. Воздух затхлый и сырой, слишком чистый для повсеместных пожаров. На стене у самого входа - пожарный щит, посреди зала - десяток широких скамей и нар, четыре двери в стенах, одна из них герметическая. Я позвал здешних обитателей по имени: "Эй, люди!". Но тишина мне не ответила.
Сперва я посетил генератор и запустил его. Он оказался в прекрасном состоянии, смазан и заправлен, а огромный бак с горючим вселял некоторую уверенность в завтрашнем дне. Зажглись редкие неяркие лампочки (всего работающих оказалось 10 штук). Затем я включил фильтровентиляционный агрегат и со спокойной душой продолжил обход. В складском помещении обнаружился запас продуктов (в основном консервы: рыба, тушёнка, зелёный горошек) с ещё не истёкшим сроком годности, шесть больших газовых баллонов от кислорода (синие такие), на которых белой краской написали "метан", две двухкомфорочные газовые плитки и мощный газовый отопитель. Похоже, кто-то всерьёз готовил для себя это убежище, но воспользоваться им так и не смог. Это подтвердил осмотр второго входа. Он вёл внутрь здания, и его герметические двери не тронула ржа - именно их использовали для обслуживания. За второй дверью я увидел то, что и ожидал - груды бетонных блоков и кучи кирпича. Строение, под которым находилось убежище, уничтожил взрыв.
Единственный крупный недостаток - вода, точнее её отсутствие. Нечем даже смыть дерьмо в унитазе. Придётся довольно часто отправляться на поверхность за водой, в тот же частный сектор. А найду ли я обратную дорогу? Найду, никуда не денусь.
Да, сегодня самый удачный день из последних четырёх. Сегодня я нашёл убежище, обзавёлся личными подземными апартаментами. Не обошлось, конечно, и без неприятностей - болит подвернутая нога и дрожит натруженная фонариком рука. Но что это значит в сравнении с моей удачей?! Надеюсь, что и назавтра везение меня не покинет.
9.05
Удача... Повезло...
Повезло утопающему, что его не съела акула, но дышать под водой он от этого не научился. Какое это убежище - это хоспис для страдающего лучевой болезнью, заведение, которое продлевает ненужные мучения. Больной чувствует себя всё хуже, и всё больше хочет жить. Только после того, как он поймёт свою безнадёжность, только когда увидит неизбежность скорой смерти и бессмысленность болезненного сопротивления, только тогда он смирится. Я уже дошёл до последней ступени, хотя на меня пока ещё не сильно подействовало облучение. Нет, вру. Дошёл я не до самого низа, иначе пустил бы себе пулю в висок и все дела.
Я, наконец, понял, зачем люди ведут дневники. Трудно держать всё в себе, молча сносить удары судьбы и людей. От такого обычно съезжают с катушек или спиваются. Может помочь откровенный разговор (для этого и нужны разнообразные мозгоправы и друзья), прямой выход накопившихся эмоций (набить морду ближнему своему) или общение с бумагой. Чем плохой собеседник? Не отвечает? Зато никогда не попросит рассказать то, в чём ты не можешь признаться даже себе. Дневник не проболтается, не использует тебя как пример в своей диссертации, не посмеётся над твоим горем и не даст сдачи. На бумаге можно делать всё что угодно. Можно провести патологоанатомическое исследование своих врагов и грубо поиметь ученицу младших классов. Бумага всё стерпит...
Может быть, современные люди стали животными, потому что теперь не принято вести дневники?..
Я опять пошёл за водой. По тёмным тоннелям, по щиколотку в воде. Я обследовал несколько ближайших к убежищу люков. Все они оказались завалены снаружи, а "светофор" давал красный при приближении.
Центральной части города больше нет. Нет больше парков, стадионов, университетов и зданий правительства. Нет больше всего того, без чего "прекрасно можно обойтись". Парки - места сбора "тусующейся молодёжи" и опустившихся пенсионеров ("молодой человек, бутылочку не выбрасывайте"). Спорт - пресловутое "хлеба и зрелищ!", заработок для одних и развлечение для других, что-то среднее между мыльными операми и азартными играми. Что может сказать студент об образовании? Лучше промолчу. Правительство... Никогда не замечал в себе склонности к анархии. Или аллергия на начальство это она и есть? Неважно. Раковая опухоль - индустрия оболванивания, люди с клонированными мозгами - поглотила тело общества. И чтобы её уничтожить, пришлось убить весь организм. Или сам рак явился причиной смерти...
Я заметил слабое течение под ногами и решил проследить, куда стекает вода. Пришлось пройти порядочное расстояние, прежде чем уровень воды заметно понизился. Затем, крошащиеся кирпичные стены сменились снова бетонными, но коридор оказался не похожим на обычную канализацию - здесь проходила только пара совсем тонких труб и несколько силовых кабелей. Через некоторое время я обнаружил 4-5 каких-то мощных высоковольтных агрегата и услышал рядом тихий плеск воды. А потом я подумал, что у меня начались слуховые галлюцинации, потому что, отражаясь эхом от стен, зазвучала песня: "Этот день победы порохом пропах. Это праздник с сединою на висках...". На несколько секунд мысли оставили мою голову. И только когда песня стихла, я смог вздохнуть спокойно, порадовавшись за вернувшийся рассудок. Впрочем, тишина царила недолго...
Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает как волна.
Идёт война народная,
Священная война.
Коридор оканчивался узкой дверцей в двух метрах над путями метрополитена. Поезд стоял на станции, и раздвижные двери вагона были раскрыты как раз напротив коридора. Вялый водопад ронял грязные струи на пол вагона и в метровой глубины реку тоннеля. На перроне, возле одной из колонн, горел костёр, такой же вялый, как и водопад. Куча дров - разломанные деревянные сидения - лежала рядом. Огонь вёл свою бесконечную войну света и теней на мраморных стенах, на белом небе потолка, на лицах двоих мужчин, греющихся его теплом. Одному было на вид лет тридцать, второму больше пятидесяти. Старший присосался к бутылке водки, довольно прорычал и закусил чёрствым ломтем хлеба.
Я снял "варяг" с предохранителя, шагнул внутрь поезда. Брызги искрами разлетелись из-под подошв ботинок. Поднятая мной волна подхватила пёструю детскую погремушку, понесла к выходу и бросила в русло новой подземной реки. На сидениях скрючились несколько неподвижных чёрных силуэтов.
- Кажется, к нам пришли... - голос такой хриплый, как будто его владелец не пил ничего уже больше суток.
Я не спеша выхожу на перрон, держа наготове пистолет и оглядываясь по сторонам в поисках засады.
- Если ты хочешь нас убить, то подожди немного. Дай нам ещё пол-литра времени, - это старик с измученным взглядом, седыми волосами и какими-то язвами на бледном лице.
- Мы празднуем. Сегодня ведь девятое мая, День Победы, - мужчина невесело усмехнулся и снова заскрежетал наждачкой своих связок. - Если, конечно, ты помнишь о таком событии...
Да, есть люди моего поколения, которые не помнят, но только не я. Это был день славы нашей общей родины - СССР (хотя я и родился за два месяца до его распада), день радости и счастья, день освобождения Европы. 67 лет назад, в ночь с 8 на 9 мая, вступил в силу "Акт о безоговорочной капитуляции" фашистской Германии. Великая победа... Хотя, какая теперь разница? История погибла окончательно, сгорела в ядерном огне, умерла от лучевой болезни. Вторая Мировая закончилась победой одних, и поражением других. Третья Мировая завершилась суицидом человечества.
- Помню.
- Ну, тогда садись, снимай свой противогаз, выпей, - старик указал на облезлый стул, явно предназначенный на топливо. - Если ты боишься, то не бойся. Оружия у нас нет, а радиация тут небольшая, иначе б мы так долго не протянули.
Я немного помедлил, но, вспомнив, что и мои дни сочтены, присел на скрипнувший подо мной стул и стянул с лица маску. Воздух оказался сырым, холодным, пропахшим гнилью и плесенью. А ещё, конечно, - запах дыма и перегар.
В моих руках оказалась бутылка и всеобщее внимание. И после двух-трёх доз, я уже всё им рассказал, проникся доверием, даже предложил пойти со мной. Но они только посмеивались, так, как будто их шеи обнимала петля, и качали головой. Они рассказали, что ехали в метро, когда всё началось. Поезд стал, и им пришлось в полной темноте идти до ближайшей станции. Ещё тогда начала прибывать вода. На станции собралось сотни три человек, но почти все направились дальше по тоннелю. Их тела иногда приносило течением. Другая группа примерно из 20 человек ушла в ту дверь, из которой вышел я. Их повёл за собой мужик, который заявил, что знает, где в окрестных подземельях находится убежище. Мои собутыльники даже выразили удивление по поводу того, что я их не встретил. Нехорошее предчувствие меня посетило ещё тогда.
На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой.
А молодого командира
Несли с пробитой головой...
А потом были два выстрела в затылок, тела падающие в ледяную воду, тёмные пятна на поверхности. Это походило на казнь политических преступников семидесятилетней давности, поблеклые кадры кинохроники. Только вместо рваной ямы могилы - мёртвая подземная река с отравленной водой.
Они меня сами попросили об "уходе", старик так и сказал: "Помоги нам уйти". Стали на колени лицом к тоннелю, чтобы облегчить мне задачу. По воде едва заметно для глаз скользили масляные пятна, мелкие вещи людей, сами люди. Тот, что помоложе даже прохрипел шёпотом молитву.
Я уже привык к роли палача. Лишать жизни оказалось не так уж и сложно - лёгкое движение пальца, мысль промелькнувшая в голове, так быстро, что не успеваешь разглядеть, секундная слабость в теле и приятное облегчение. Но если убиваешь врага, угрожающего твоей жизни, то впечатления совсем другие. Барабанная дробь пульса в висках, зуд в мышцах накачанных адреналином и пламя ненависти вспыхнувшее на чёрном угле страха.
Я натянул на слегка гудящую голову маску противогаза - маску безразличия - и двинулся обратно. Воды, которую я обнаружил на станции (небольшой пластмассовый бидон литров на 6-7), должно было хватить на пару дней, и визит на поверхность я решил отложить. Огонь погас, и станция погрузилась в зимнюю спячку, умерла, превратилась в затопленный склеп. Кровеносная система города поражённая сепсисом, вызванным острой лучевой болезнью.
Зрительная память у меня хорошая, и дорогу до убежища я помнил прекрасно. Метров за 300 до цели я наткнулся на труп полной женщины неопределённого возраста. Труп ещё трепыхался, тихо стонал и делал под себя. Смерть и милосердие иногда значат одно и то же...
В тот момент я крепко пожалел о том, что из оружия взял с собой только пистолет. Те люди добрались до моего убежища и вряд ли захотят поделиться жизненным пространством. Среди них были подготовившие заброшенное помещение к жизни, и они имели полное право на него. Но ведь я занял его первым. Интересно, как бы всё сложилось, если б я никуда сегодня не ходил?
Гостеприимство новых хозяев выразилось в короткой очереди автоматных выстрелов. Я успел бросить взгляд внутрь помещения и прижался спиной к холодной стене. Не меньше десятка тел с огнестрельными ранами на полу, бурые лужи и стреляные гильзы. Я мгновенно протрезвел. Они (мужчина и женщина) убили всех своих попутчиков, едва почувствовав мощь оружия в руках. Почему-то вспомнились первые кадры старого фильма "Космическая одиссея 2001 года", когда обезьяна, обнаружив силу подобранной берцовой кости, начала убивать ею сородичей.
Мужчина взял себе "калаш", а женщина - "клин". Стрелять она не умела абсолютно и не берегла себя. Она стояла возле дверей санузла и думала, что надёжно "держит" проход. Я появился в проёме в самом низу, лёжа на полу. А ствол её "клина" был направлен на уровень груди. Секундной заминки мне хватило, чтобы её заметить, прицелиться, спустить курок и снова убраться под прикрытие стальной двери. Лязг выроненного из рук оружия, глухой удар тела об пол, крик мужчины. Настал самый подходящий момент, чтобы попасть внутрь. Я вбежал в зал, наплевав на боль в потянутых вчера мышцах. Мне вдогонку полетели пули, выбивая искры из стали и бетона. Я упал за здоровенный ящик с различным инвентарём: мётлами, лопатами, топорами, ломами и т.п. Мужчина всё стрелял, надеясь меня достать через два слоя дерева и груду инструментов. А я, как шулер считает карты, - считал пули. Патроны в автомате закончились. Я только этого и ждал, чтобы выскочить из-за ящика, подбежать к врагу и проделать в его слегка удивлённом лице отверстие.
Они начали перетаскивать трупы во второй, заваленный, вход. Я завершил их работу. Но чтоб убрать с пола кровь не хватило ни сил, ни желания, да к тому же - воды жалко. Когда я уже собирался закрывать дверь, меня вырвало прямо на кучу тел. Выглядело это настолько отвратительно, что ещё пару рвотных спазмов вывернули желудок наизнанку. Мне уже начало казаться, что ещё немного, и я увижу на полу свои кишки. Водка? Развороченные людские внутренности? Лучевая болезнь? Не знаю. Но противорвотное средство опять помогло.
Чёрт побери, как я устал! Голова разболелась, слабость разлилась по всему телу, дойти до толчка без приключений стало проблемой. Желудок пуст, но есть совершенно не хочется. Странное состояние, наверно я потерял чувство времени. Иногда кажется, что мои электронные часы остановились, а иногда секунды бегут так быстро, что не разглядеть цифр. Всё это говорит только об одном - пора мне, наконец, поспать.
Не могу заснуть. Лежу как труп на железном столе в морге и гляжу вверх. Потолка не видно в темноте, но я отчётливо ощущаю те два метра, что его от меня отделяют. Гудит в голове холостым ходом какой-то двигатель, ноет нога, несильно, но настойчиво покалывает в области желудка. Нет, мне нужно поспать. Обязательно. Здесь в аптечке вроде было снотворное.
Барбитал. Отлично. Срок годности - позапрошлый год, но это совершенно неважно. Мне очень нужно заснуть, думаю, если не засну, то подохну или свихнусь (а может и уже свихнулся). Четырёх таблеток должно хватить. Нет, лучше пять, чтоб уж наверняка.
11.05
Вот так, наверное, и сходят с ума.
Что было вчера я абсолютно не помню. Проснулся (или очнулся) сидя на унитазе со спущенными штанами, а сам унитаз был доверху набит дерьмом. Стояла такая вонь, что я бы проблевался по доброй традиции, если б было чем. А как только я встал, то узнал, что чувствуешь побывав в центрифуге. Стены ходили ходуном, а вот ноги отказывались. В конце концов, одна из перегородок ударила меня по голове, и потом я минут 15 обнимался с полом.
"Период разгара острой лучевой болезни" во всей красе. Наконец пришло то время, о котором я так долго говорил. Пришло время готовиться к смерти. Хотя, как к ней можно подготовиться? Разве это свадьба или экзамен? Ты знаешь их точную дату и знаешь, что тебе нужно к этой дате сделать. А смерть - капризная гостья, она приходит, когда пожелает, а не когда ты её ждёшь. Она покажет тебе песочные часы с твоим именем, где в верхней чаше осталась лишь одна песчинка, улыбнётся и поманит костлявым пальцем...
Я пришёл в себя и с некоторым трудом добрался до дневника (тогда записал первую сегодняшнюю строчку). В нём не хватало страницы. Позже я нашёл её смятой в самом тёмном углу убежища. На бумаге очень аккуратным и старательным почерком (так я писал полжизни назад) в строчку через запятую были записаны матерные слова и ругательства. Их оказалось так много, что, думаю, мне пришлось потратить не один час времени на составление списка. Зачем я всё это записал, и к чему это адресовалось? Не знаю, не помню. Наверное, меня что-то сильно достало, и таким образом я расслаблялся... а может и нет. Ненавижу неопределённость.
Сюрпризы продолжали множиться. Кровавые пятна на полу исчезли, точнее, превратились в едва заметную розовую краску, разлитую по бетону. Обнаружились две знакомые канистры родом из того самого магазина. Одна была заполнена водой, а вторая со следами бензина, валялась у дверей тупикового шлюза. Когда я открыл его вторую дверь, на меня налетела волна концентрированной вони горелого мяса, серого дыма и углекислого газа. Посреди крохотного помещения чернела куча наполовину сгоревших человеческих тел, пропитанных бензином. Меня вырвало (к тому времени я успел подкрепиться). Пламя выжгло весь кислород в закупоренной комнатке. Зачем я решил кремировать трупы, с чего вдруг захотел провести древний погребальный обряд? Просто какой-то день вопросов...
Патронов не осталось. Куда я их потратил - понятия не имею. Скольких людей я при этом убил - тоже загадка. Да, чуть не забыл самое главное из того, чего я не помню. На столе лежал последний патрон к "варягу", завёрнутый в клочок бумаги с надписью "для служебного пользования". Такого недвусмысленного намёка (даже не намёка, а прямого указания) я от себя ждал давно, а то всё разговоры да разговоры. И вот, пожалуйста, - послал себе "чёрную метку", пригласил на собственную казнь. Я даже не дал себе шанса выжить - пропал противогаз. А выход на поверхность без него - это и есть самоубийство, только более мучительное, чем пуля в голову. Воды мне хватит дня на 3-4, так что выбора нет.
И какого чёрта я не прострелил себе башку ещё вчера?! Как же - "не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня"? Неужели струсил, подумал, что завтра будет проще? Может быть, может быть... Только легче не будет. Например, я до сих пор не решился вставить тот патрон в обойму, - как только я его беру, начинают предательски дрожать руки. Лицемер. Столько говорил о бессмысленности своей теперешней жизни, так уверенно заявлял о готовности добровольно с ней расстаться, а как дошло до дела - так сразу в кусты. Даже самому себе иногда хочется казаться лучше, чем ты есть на самом деле.
Я замёрз. Вытащил со склада обогреватель - здоровенная горелка хитрой конструкции. Включил, но это не помогло. Сижу в струе горячего воздуха (почти 30 градусов), потею и стучу зубами. Больше всего страдают пальцы, что держат ручку - кожа покраснела от жара, а мышцы едва слушаются от холода. Морозилка у меня внутри что ли?
Измерил свою температуру... 39. Кошмар. Проглотил три таблетки аспирина. Жду результатов. Грибок, битый разрекламированными кремами и мазями, снова "расцвёл". Причём так, что это уже больше похоже на оспу. Иммунная система сдаёт позиции. "Точка невозвращения" достигнута. Хорошо ещё, что я в темноте не свечусь (проверял).
Думать стало трудно. Такое ощущение, что в голове гуляет сквозняк, выдувая прочь любую задержавшуюся мысль. Писать тоже нелегко - пальцы почти не гнуться. Да и о чём?
Надоело...
12.05
Идиот!!! Придурок! Кретин! Как можно быть таким убогим?!! Как я дожил до этого времени с такими гнилыми мозгами?!! Как можно было не додуматься до такого элементарного?! Как?! Ка-а-ак?!!
Всё, я не оставил себе выбора. Я сломал фильтровентиляционную установку. Меньше суток...
Машина - это была такая простая и такая реальная возможность убраться из города. Но я ею не воспользовался, даже мысли такой не было. Ну почему?! Почему меня "осенило" именно сейчас, когда я уже ни на что не способен?.. Как легко и болезненно себя пытать.
Я не умею водить, но уж газ от тормоза отличить смогу. А там - крути баранку и от столбов уворачивайся. Смог бы, смог бы, что ни говори. И никогда не поверю, что во всём районе не осталось ни единой исправной машины. В некоторых могли бы быть и ключи. Нет мне оправдания. Сел бы и поехал. Куда? "...в направлении наименьших разрушений или уцелевших зданий, сооружений, лесонасаждений и т.д.". И так далее, подальше от вымершего города, в места, где нет заражения, где можно выжить.
А может эта мёртворождённая надежда - только самообман, причём извращённо жестокий для себя самого? Разве есть на Земле места, где можно выжить в двухлетней зиме, в двухлетних сумерках? Лишь единицы, те, кто променяет разум на инстинкты, смогут продержаться на поверхности. Остальным - в любом случае под землю, в убежища или в могилы. Не знаю, к кому из них отнести себя. Пожалуй к тем, кто крепко спит за двойной герметичной дверью - к мёртвым.
Мысль об автомобиле пришла ко мне во сне. Я мгновенно проснулся, сел на нарах, несколько секунд соображал. А потом упал на колени и замолотил кулаками по полу, сдирая кожу о крошащийся бетон. Я кричал и плакал, клял последними словами себя и весь этот чёртов свет. Дальше всё происходило как в тумане, в багровом тумане. В моих руках оказался топор с пожарного щита. Я изрубил в щепу ящик, который спас меня от пуль, и принялся за скамьи и нары. Ума не приложу, откуда у меня взялось столько сил... Две пятиметровые скамьи превратились в кучу дров, а удары сердца слились в сплошной гул. В голову пришла "гениальная" идея, и я воткнул топор в двигатель фильтровентиляционной установки. Движок заглох, лязгнул металл, перекрывший воздушную шахту. Затем я сделал то, чего не смог сделать вчера. Я вставил последний патрон в обойму, зарядил пистолет, снял с предохранителя, передёрнул затвор, приставил дуло к виску и потерял сознание...
Сейчас я немного успокоился. Может быть потому, что не могу даже твёрдо стоять на ногах, а мысли слиплись в бесформенный ком из боли, холода и безразличия. Но это и к лучшему, ведь суицид в состоянии аффекта - дело обычное, а я такого не хочу. Я хочу сделать свой выбор в "здравом уме и трезвой памяти", хотя ни в том, ни в другом не уверен.
Чихнул. Кровью. В груди что-то забулькало, а во рту появился тот самый привкус неизбежности. Открылось лёгочное кровотечение. Времени почти не осталось...
Прочитал всю эту писанину от начала до конца. Всё так "хорошо" начиналось, я втайне надеялся, что смогу. А закончилось как и положено - выбором между смертью быстрой и смертью медленной. Яду мне, яду! Лучший и вполне естественный выбор. И к чёрту все религиозные предрассудки, ведь апокалипсис наступил, а страшного суда что-то не видать. Страшного полно, а суда нет никакого.
Я решил назвать свой дневник последним. "Последний дневник". А ведь он и вправду имеет шансы оказаться последним, последним на этой несчастной планетке. Хотя, нет. Человек - слишком живучая тварь, чтобы уйти вот так легко. Двуногое млекопитающее переживёт эту неудачную попытку самоубийства, чтоб повторить её снова.
Любопытная деталь - я ни разу не упоминал названия своего родного города, всё "город" да "город". Зачем руинам имена? Этот город лишь один из тысяч убитых городов, Земля - братская могила для них. На братских могилах не пишут имён. Или не так? Неважно. Так что люди, откопавшие мой железобетонный гроб (если это когда-нибудь случиться) и обнаружившие "Последний дневник" а рядом скелет с дырой в черепе, не смогут узнать забытого названия древнего города. И к лучшему. Ни к чему тревожить тени прошлого.
Чем закончить мой рассказ - точкой или многоточием? Здесь и так слишком много многоточий, недосказанности и неясности. Я уже и сам мало чего понимаю. Есть ли шанс на продолжение... нет, лучше сказать на выживание? С моими симптомами - нет. Я не хочу больше пыток надеждой, они самые жестокие и бессмысленные. Тогда ответ однозначный и конкретный - точка.
У меня начался бред. Из-за стальных дверей того, заваленного, выхода слышится отчётливый стук и стоны, отдалённо напоминающие человеческие. Неужели слегка поджаренные и пропитанные бензином трупы встали и захотели добраться до меня в надежде полакомиться моим далеко не свежим мясом. Дешёвый ужастик... Но даже если пришёл долгожданный Армагеддон, и мертвецы ожили, то это не объясняет как проникает звук через две герметичные металлические двери.
Добавился скрежет обломанных ногтей о железо и бетон, стоны дополнились визгом и рычанием, стук стал аритмичным, бьющим по мозгам. Странно, я точно знаю, что всё это мне кажется, а по спине бегают мурашки и дрожат пальцы. Интересно, кто-нибудь сможет прочитать эти закорючки?
Страх просунул за шиворот холодную ладонь. Он заставляет меня бежать. Куда? В тёмный тоннель нарезного ствола к яркому свету пороховой вспышки. Осталось только решиться, сделать выбор, которого на самом деле нет.